СУДЬБА РЕЖИССЁРА-РАЗВЕДЧИКА
Архив Театра-Театра хранит бесценные документы, которыми хочется делиться со зрителями. Сегодня мы предлагаем вам познакомиться с судьбой Ивана Архиповича Короткова – человека, который сыграл в истории нашего театра очень важную роль.
Иван Коротков родился в 1910 году в деревне Хворостянка, что под Самарой. В их семье было четверо детей, осиротевших после смерти матери в 1921 году. Ребята помогали отцу и деду работать в поле, вели хозяйство наравне со взрослыми. По воспоминаниям младшего брата Леонида (впоследствии Л. А. Коротков – кандидат медицинских наук), Иван с детства был «заводилой» и в работе, и в игре. Его одинаково интересовали шахматы и ходули, а однажды он и вовсе сыграл на церковных колоколах «Барыню», за что поп наказал ему бить сорок поклонов. Память у Ивана была удивительная: ребёнок знал псалтырь наизусть, как вспоминала его сестра Ксения. Мальчик любил ходить в ночное (пасти лошадей) и слушать рассказы двоюродного деда о войне: тот в Русско-японскую войну служил на броненосце «Ослябя», ставшем одной из первых жертв Цусимского сражения. Когда корабль подбили, Иван Петрович чуть не утонул и попал в плен, но вернулся на Родину живым.
«Любовь к Родине – гордое предназначение человека», – напишет позднее в своём дневнике студент Иван Коротков. Но сначала окончит школу и уедет в Свердловск, будет трудиться на заводе «Металлист», а после работы станет участвовать в художественной самодеятельности. Там его заметят и пригласят в театр рабочей молодёжи – Свердловский ТРАМ, изначально – Пермский: весной 1931 года он из городского стал областным, а в то время центром Уральской области был Свердловск. В Свердловск театр приехал осенью. Нельзя сказать, что город был готов принять коллектив: театру не предоставили ни отдельного помещения для работы, ни жилья для актёров. Им приходилось жить в неотапливаемых дачных домиках на берегу Шарташского озера – в нескольких километрах от города. Для обогрева они зажигали керосиновые лампы, а по утрам, с чёрными от копоти лицами, бегали умываться на озеро, уже подёрнутое первым ледком. Для репетиций и показа спектаклей театру выделили клуб строителей всего на несколько дней в месяц. Театр не только играл свой прежний (пермский) репертуар, но и готовил новые спектакли. Первой премьерой на новом месте стал спектакль «На-гора» о жизни шахтёров по пьесе нового директора театра… Ивана Архиповича Короткова.
Драматург Коротков (отмечен двумя крестиками) и художник Елисеев (отмечен одним крестиком) с макетом спектакля «На-гора». Фото из архива Театра-Театра.
Да, Коротков с 1927 года участвовал в самодеятельности: играл на сцене, а также писал инсценировки и даже пьесы собственного сочинения. Потому в ТРАМе он очень быстро «заводила» стал режиссёром, директором, а потом и художественным руководителем. Иван Архипович писал о проблемах ТРАМа в местные газеты: освещает проблемы плохой материальной базы, выбивает для актёров здание и прожиточный минимум, говорит о необходимости творческой учёбы коллектива. Он и сам постоянно стремился учиться: в 1931 году был отправлен на шестимесячные курсы руководителей ТРАМов в Ленинграде, а в 1937 поступил в ГИТИС, где со второго курса и до окончания учёбы был «Сталинским стипендиатом», попав в число 4000 лучших студентов Советского Союза. Художественным руководителем курса, где учился Иван Коротков, был народный артист СССР Борис Евгеньевич Захава. Когда Коротков вернулся на Урал, между ними продолжалась переписка. В архиве ТТ хранится письмо режиссёра своему учителю и машинописная копия ответа Короткова. Мы расшифровали их для вас.
И. А. Коротков в 1940 году. Фото из архива Театра-Театра.
16 января 1941 года Б. Е. Захава пишет своему ученику:
«Спасибо, милый Коротков, за Ваше хорошее, тёплое письмо! Ваши сообщения меня порадовали. <…>
Приобретение «ремесленных» навыков – это само по себе совсем не так уж плохо. Лишь бы Вы при этом сами не теряли ощущение разницы между ремеслом и искусством! Лишь бы в Вас не угасало стремление к настоящему, требовательность к себе, строгая взыскательность настоящего художника! Вот если бы Вы средствами «ремесла» сколотили спектакль, он получил бы успех у невзыскательного зрителя, Вас похвалили бы в рецензиях и поблагодарили в приказах, а Вы бы вдруг возгордились и решили, что сделали как раз то, к чему Вы призваны, – вот это было бы плохо! А пока в Вас живёт священное чувство неудовлетворённости самим собой, ничего не страшно! Берегите это чувство, дорожите им!
Очень хорошо, что Вы ведёте педагогическую работу. Это очень важно. Ни в коем случае не бросайте этого дела. Другие мои ученики тоже пока меня не огорчают. Первым с дипломной работой выскочил Якунин. Поставил в Симферополе «Нору» Ибсена, и поставил очень неплохо. Молодец! К концу декабря я ездил принимать. Разумеется, дорогой, приеду и к Вам смотреть Ваших «Мещан», если только будет к этому хотя бы малейшая возможность (Вы знаете, как меня связывает работа в театре).
<…>Пишите же почаще. Напишите коротко о «Мещанах» (общеизвестного не пишите, а что Вы думаете).
Жму Вашу руку!
Ваш Б. Захава».
Б. Е. Захава. Фото с сайта Театра им. Евгения Вахтангова
Вскоре в Москву, в дом 8а по улице Щукина, из Молотова (так в те годы назывался наш город) пришёл ответ.
«Дорогой Борис Евгеньевич!
Если Вы благодарите меня за письмо, то я не нахожу слов, чтоб выразить Вам мою благодарность и признательность: Ваши письма делают меня гордым (в самом хорошем и человеческом смысле этого слова). Театр – всепоглощающ… И если у меня он отнимает всё время, то Вам, наверное, и вздохнуть-то некогда?! Я знаю это… И всё-таки Вы находите для нас время: пишете нам большие письма! Внимание, которое Вы оказали Борису Якунину, лично приняв у него дипломный спектакль, – я считаю вниманием ко всем нам – Вашим ученикам. И спасибо Вам за это. А всё-таки я ему завидую!
Борис Евгеньевич!
В самый разгар «кабинетной» работы над «Мещанами», когда я творчески насыщался и упивался чудесным горьковским языком, – мне предложили ставить что-нибудь весёлое, хотя бы водевиль. Я выставил кандидатуру Шекспира. У всех глаза на лоб! Но когда я рассказал содержание самой ранней комедии Шекспира – «Комедии ошибок», да приврал ещё (это невольно получилось как-то), то безоговорочно её приняли к постановке. И вот я сейчас весь в работе над великим Шекспиром.
Безудержно радостное ощущение жизни.
Борьба за счастье: иль всё, иль ничего. Пружина всех действий – человечность (розыски жены, сыновей, брата). Всё действие происходит в несколько часов, но за это время основные характеры психологически раскрыты полностью. Переживания (психологическое состояние) всего человечества от самых трагических до самых комических показаны Шекспиров через двух Антифолов и двух Дромио.
Здесь всё – художественная правда! И в то же время – природа. Поясняю. Чтобы проследить жизнь цветка (розы, гвоздики, тюльпана), нам нужна весна, когда он восходит; лето, когда он распускается – расцветает; осень, когда он завершает круг своей жизни. Этот же цветок, от его зарождения и до его конца, Шекспир показывает нам за несколько часов. И от одного уж этого он становится чудесным!
Если у Паганини и Калло есть каприччио, у Рембрандта офорт «Похищение Ганимеда», то у Шекспира таким каприччио-офортом является «Комедия ошибок». В ней чувствуется небрежная грация. Но Дидро сказал: «Лёгкая незаконченность композиции подобна утреннему костюму красивой женщины: ещё одно мгновение – и полный туалет всё испортит». Мне хочется, чтобы занавес закрылся перед этим «мгновением».
Борис Евгеньевич! Вы уж простите, пожалуйста, за эту сумбурность в письме. Я сам чувствую, что никакого подтекста под моим текстом нет. Сплошная эмоциональность!
Актёры у меня прямо-таки горят! И до того им понравился «застольный период», что они просят ещё порыться в тексте за столом. Перевод Вейнберга, но сколько небрежностей и неудачных слов! Вымарываю и пишу сам пятистопным ямбом. Актёрам нравятся (пока) мои стихи. Написал пролог в прозе, а теперь превращаю его в ямбы. Что-то плохо получается.
Борис Евгеньевич! Если ещё будете мне писать, то черкните и о пьесе.
Желаю Вам доброго здоровья. Любящий Вас Коротков».
Сомнения режиссёра были напрасны: премьеру «Комедии ошибок», состоявшуюся в апреле 1941 года, встретили благосклонно. Сохранилась рецензия в газете «Звезда», где известный пермский журналист Савватий Михайлович Гинц назвал спектакль успехом режиссёра-дипломника, которому «удалось создать спектакль живой и увлекательный». Признавая в работе выпускника некоторые недоделки, Гинц описывает удачное режиссёрское решение отдать роли двух Антифолов Н. А. Слободскому, а двух Дромио – М. И. Кренделю.
И. А. Коротков и первый руководитель ТРАМа Н. А. Новиков. Фото из архива Театра-Театра.
В мае 1941 года в ГИТИСе начались выпускные экзамены, а свой диплом Иван Коротков получил 1 июля 1941 года, уже во время войны. Режиссёр сразу же отправился в московский военкомат вместе со своими друзьями и просил отправить их на фронт, но получил ответ: «Выезжайте к месту работы» – обратно в Молотовский драматический театр. Там он поставил пьесу Михаила Светлова «Двадцать лет спустя», а постановка 1942 года по пьесе А. Афиногенова «Машенька» пережила своего режиссёра.
В январе 1942 года Иван Архипович Коротков отказался от брони, освобождавшей его от призыва в армию, и всё-таки отправился на фронт. Был разведчиком, что удивительно соответствовало и его характеру, и призванию. Вот некоторые отрывки из его писем жене с фронта:
«И вот я теперь разведчик! Хожу прямо в пасть фрицам, в кровавое логово зверя, в кромешную тьму. Да всё-то тебе подробно описывать не стоит, а то ты меня примешь за обречённого, отчаявшегося человека. <…> Я останусь живым и здоровым: «Смелого пуля боится, смелого любит народ». И вообще не так страшен чёрт, как его малюют. Мы подползаем иногда к дзотам и блиндажам немцев на расстояние 15-20 метров – и ничего, в основном выбираемся невредимыми. Они так здорово играют на баяне «Танкистов» и хорошо поют «Катюшу», по-русски, но очень боятся «катюши», из которой мы посылаем им гостинцы. <…>
О первой разведке моей ты можешь спросить: «Что ж, не страшно было?» Отвечаю: «Страшно, только – нужно… Служба – это служба, подвиг – долг».
Однажды Ивану Архиповичу удалось встретиться на фронте и со своими товарищами по театру, о чём он с радостью сообщил жене в письме:
«Здравствуй. Родной мой Томусик! Выбрал свободное время: идёт сильный дождь, и хоть землянка наша обваливается, я пишу тебе эту открытку. У меня радость, встретил здесь Кренделя и Емельянова. Когда они выступали у нас, я был в разведке, а когда вернулся и комиссар узнал, что это мои друзья, то в два часа ночи мы оседлали лошадей и помчались их разыскивать. И – нашли! Они выступали в разрушенной церкви. И когда я зашёл за «кулисы» с автоматом, они сначала молча меня разглядывали, а потом разом: «Ва–а–аня!» …»
«Несмотря ни на что птички поют, и деревья шумят, как до войны. О чём? О счастливой жизни, которую мы добыли и которую сейчас отвоёвываем. Отвоюем и построим ещё более счастливую…»
«Самое трудное впереди, но и теперь я уже могу с уверенностью утверждать, что бранный труд – самое тяжёлое из дел человеческих».
22 июля 1942 года Иван Архипович Коротков погиб в бою под деревней Б. Дубовицы Ленинградской области. Деревню эту военные действия стёрли с лица земли. Похоронили Короткова в братской могиле. А вдове Ивана Архиповича, Тамаре Евгеньевне Нелепенко, писали несколько боевых товарищей Короткова, хотя шли тяжёлые бои и советские солдаты были вынуждены отступать:
«Шёл сильный бой… Нам приказали выступать. Ваня и я в этот раз должны были остаться в расположении части, но, не говоря никому ни слова, он подошёл к комиссару – а с ним они были друзья – и попросил разрешения пойти в бой. Комиссар шёл сам и не отказал ему…».
Сама Тамара Евгеньевна вспоминала: «Мне выпало счастье быть женой очень интересного, незаурядного человека. Поражала его большая эрудиция, постоянная тяга к знанию, исключительная начитанность, блестящая память. Характер не из лёгких – резкий, бескомпромиссный, горячий. Режиссёрская работа была его истинным призванием».
Имя Ивана Архиповича Короткова нанесено на мраморную мемориальную доску, расположенную на одной из стел верхнего фойе Театра-Театра. Рядом с ним – ещё 13 имён. Всех этих людей наш театр потерял в годы войны, и никто из них не забыт.
Фото – отдел развития ТТ
Благодарим за предоставление материалов и помощь в подготовке статьи И. М. Андренко, В. Ф. Гладышева, а также куратора архива Театра-Театра, документоведа Агафью Бояршинову.